Жорж Сименон - Погоня [журнальный вариант]

Маленькие крестики в блокноте пробудились к жизни. То, что вначале было загадочным, стало теперь почти простым. Простым, но трагичным.

Мальчик рисковал своей жизнью, чтобы спасти отца. Слезы медленно бежали по лицу Оливье. Он и не пытался их скрыть.

Инспектор был погружен в глубокое раздумье.

— Какова бы ни была причина, — прошептал он, — я полагаю, теперь они шагают вместе.

В тот же самый момент на стене зажглась лампочка. Словно зная, что это зовут его, Лекёр ответил вместо Бедо.

— Да. Я так и думал…

— Это насчет тех двух апельсинов, — сказал он инспектору. — Они нашли какого-то маленького араба, он спал в, зале ожидания третьего класса на Северном вокзале. Апельсины все еще были у него в карманах. Он убежал из дому, потому что отец его колотил.

— Ты думаешь, что Биба… уже нет?

— Если бы он был мертв, Лубэ вернулся бы домой, потому что ему больше нечего было бы бояться.

Значит, где-то в залитом солнцем Париже, где семьи прогуливались по бульварам, наслаждаясь свежим воздухом, еще продолжалась борьба.

Ясно, что Франсуа шел теперь след в след за своей добычей, потому что боялся потерять Лубэ в уличной толкотне. Но почему он не звал на помощь? Без сомнения, потому, что Лубэ пригрозил ему пистолетом. «Одно слово, мой мальчик, и я разряжу его в твой живот…»

Каждый из них преследовал свою цель: один хотел как-то отвязаться от ребенка, другой ждал момента, когда убийца потеряет бдительность и тогда он сможет поднять тревогу, прежде чем тот успеет выстрелить.

Речь шла о жизни и смерти.

— Лубэ вряд ли будет держаться центра города, где, к его неудовольствию, слишком много полицейских, которые к тому же знают его в лицо. Скорее всего от площади Звезды они направились в отдаленные и тихие районы Монмартра.

Половина третьего. Ели они что-нибудь? Смог ли Лубэ, который думал сейчас только об одном — как бы ускользнуть, удержаться от выпивки?

— Господин комиссар… — Анд-рэ Лекёр не мог говорить с той уверенностью, с какой бы ему хотелось. — Я знаю, в Париже — тысячи маленьких баров. Но если мы выберем наиболее вероятные районы и бросим на это дело достаточно много людей…..

Погоней занимались теперь все присутствующие, но Сэлар позвонил еще и в судебную полицию, где было шестеро дежурных, и приказал каждому из них прозванивать шесть телефонных линий.

— Алло!.. Это «Бар друзей»?.. В течение дня вы не видели мужчину средних лет с мальчиком лет десяти? На мужчине серое пальто и…

Снова Лекёр ставил маленькие крестики, но на этот раз не в своей книжке, а в телефонном справочнике. Бары занимали в нем десять страниц, и некоторые носили самые зловещие названия.

План Парижа был на столе, и вскоре на маленькой аллее позади площади Клиши, в районе, пользующемся дурной репутацией, инспектор сделал первую отметку красным мелком.

— Да, у нас был мужчина, который подходит под это описание, был около двенадцати. Он выпил три рюмки кальвадоса и заказал стакан белого вина для мальчика. Мальчик сначала не хотел пить, но под конец выпил и с жадностью проглотил пару яиц…

Увидев, как осветилось лицо Оливье Лекёра, можно было подумать, что он услышал голос своего сына.

— Не знаете, куда они направились?

— К бульвару Батиньоль, я думаю… У мужчины вид был такой, будто он уже перехватил рюмку-другую еще до нас.

— Алло!.. «Занзи-Бар»?.. Не видели ли вы…

Это стало рефреном. Стоило кончить одному, как те же самые слова повторял его сосед.

Улица Дамремон. Снова Монмартр, но на этот раз подальше. Час тридцать. Лубэ разбил стакан, его движения к этому времени стали уже неловки. Мальчик поднялся и пошел было к уборной, но когда мужчина двинулся за ним, он передумал и вернулся на свое место.

— Да, мальчик выглядел немного испуганным… Что же касается мужчины, то он хохотал и ухмылялся, как будто радовался хорошей шутке…

— Слышишь, Оливье? В час сорок Биб еще был там.

Андрэ Лекёр не решился сказать, что было у него на уме. Поединок приближался к своей высшей точке. Теперь, когда Лубэ всерьез принялся накачиваться алкоголем, это был только вопрос времени. Сможет ли мальчик продержаться достаточно долго?

Мадам Лубэ было легко говорить, что пистолет не заряжен. Рукоятка достаточно тверда, чтобы проломить мальчику голову.

— Алло!.. Да… Где? Бульвар Ней?

Они уже достигли окраины Парижа. Бывший сержант, похоже, все еще был в здравом уме. Мало-помалу он уводил мальчика к одному из тех отдаленных районов, где возвышались в лесах Молчащие еще стройки и лежали безлюдные пространства пустырей.

Три полицейских автомобиля и все свободные патрульные на мотоциклах, с которыми удалось связаться, были немедленно отправлены в тот район. Даже Жанвье умчался, взяв маленький автомобиль инспектора. Им пришлось сделать все, что было в их силах, чтобы уговорить Оливье остаться.

— Алло!.. Да… «Ориент-Бар»… Что, что такое?..

Трубку поднял Андрэ Лекёр. Приложив ее к уху, он встал, делая рукой такие отчаянные и странные знаки, что комната мгновенно затихла.

— Что?.. Не говорите так близко в трубку…

В тишине всем был слышен высокий голос.

— Это для полиции… Скажите в полицию, что я его поймал… Этого убийцу… Алло!.. Что? Это дядя Андрэ?

Тон голоса вдруг стал ниже:

— Говорю вам, я буду стрелять… Дядя Андрэ…

Вряд ли Лекёр разобрал, кому он сунул трубку. Он рванулся из комнаты и кинулся вверх по лестнице, едва не оторвав дверь.

— Быстро!.. Все машины к «Ориент-Бару», застава Клинанкур…

И, не дожидаясь, пока приказ будет передан, с той же стремительностью бросился назад. В дверях он остановился как вкопанный, пораженный внезапно воцарившейся в комнате тишиной.

Сэлар держал трубку, из которой доносился голос, говорящий на самом что ни на есть парижском диалекте:

— Все в порядке… Не беспокойтесь… Я уговорил этого друга бутылкой по черепушке… Уложил его в лучшем виде… Бог знает, что ему надо было от ребенка… Что такое?.. Хотите с ним поговорить?.. Эй, малютка, ну-ка… Иди сюда… И дай мне твой пугач… Не люблю я таких игрушек… О-ла-ла! Он не заряжен!

Другой голос:

— Это дядя Андрэ?

Инспектор оглянулся и не Андрэ, а Оливье передал трубку.

— Дядя Андрэ… Я его поймал.

— Биб! Это я…

— Что ты там делаешь, папа?

— Ничего… Ждал вестей про тебя… Было так…

— Ты не представляешь, что со мной случилось… Подожди минутку… Это полицейские. Они только что приехали…

Какие-то неразборчивые звуки. Голоса, шарканье подошв, звон стекол. Оливье Лекёр слушал, неловко стоя около коммутатора, глядя на огромный план города на стене и не видя его, мыслями весь там, на далекой северной окраине Парижа, на продутом ветром бульваре.

— Они забирают меня с собой…

Другой голос:

— Это вы, шеф?.. Говорит Жанвье…

Можно было подумать, что это Оливье Лекёра стукнули бутылкой по голове, — так он стоял, держа трубку, и невидящими глазами глядел прямо перед собой.

— Он отключился, шеф, просто отключился. Сейчас его уносят отсюда… Когда мальчик услышал, что звонит телефон, он решил, что это его шанс. Он выхватил пистолет из кармана у Лубэ и кинулся к аппарату… Хозяин здесь твердый орешек… Если бы не…

Маленькая лампочка зажглась на плане Парижа.

— Кто-то разбил стекло сигнального телефона на площади Клинанкур… Говорит, что в баре там побоище… Я позвоню снова, когда мы выясним, что там происходит…

В этом не будет особенной нужды.

Так же, как теперь Андрэ Лекёру не было нужды ставить в колонку «Разное» еще один маленький крестик…

Сокращенный перевод

Е.КУБИЧЕВА

журнал «Вокруг света», №№ 1–2, 1968 год

Biberon — соска (франц.).